Cogito ergo sum
«Мыслю, следовательно, существую». Я ученый и материалист, и такой точки зрения на свое бытие всегда придерживался. До недавнего времени.
Вы когда-нибудь мечтали побывать на собственных похоронах? Лежать в лакированном гробу в окружении цветов, красиво и трагически, наблюдая скорбь своих близких. Они все, конечно же, пришли бы почтить вашу память: родители, друзья, бывшие и несостоявшиеся возлюбленные, коллеги по работе и даже тот мальчишка, который задирал вас в школе. И все были бы, разумеется, на грани потери рассудка от осознания непоправимой утраты. Родители бы, обнявшись, рыдали в голос, с запоздалым сожалением вспоминая, как тогда, пятнадцать лет назад не отпустили вас на вписку. Бывшая девушка заламывала бы руки и кидалась на гроб, обещая бросить своего мужа и троих детей, чтобы хранить память о вас. И даже тот подросший задира тихонько признался бы, что просто всегда очень-очень хотел с вами дружить, но не знал, как привлечь внимание.
Бывало такое? Поздравляю, у вас истероидный тип личности.
Вам вряд ли удастся пережить такой опыт, кроме как в своих фантазиях. Но оно и к лучшему. Мне удалось, потому что я не настоящий человек, а книжный персонаж, которого создательница наделила способностью воскреснуть из мертвых. Можете поверить моему опыту, ничего интересного там нет. Начнем с того, что никакие детские обидчики на похороны не явились. Возможно, им не сообщили о моей смерти, но у меня закралось подозрение, что им было просто наплевать, или они и думать забыли о моем существовании. Во-вторых, среди присутствовавших никто не рыдал. Может, кое-кто слегка всплакнул украдкой, но стенаний я не дождался. Вообще, впечатление создалось такое, будто бы большинство моих знакомых до конца не осознали, что я мертв. Общее настроение было подавленное с нотками неловкости. Никто не знал, как правильно себя вести: лучше сесть или встать? Можно ли разговаривать с соседом и о чем говорить уместно? Куда девать этот букет, занимающий руки? С какой стороны и в какой момент лучше подойти к гробу? Нужно ли говорить прощальную речь? На меня старались не смотреть: всем казалось, что это не настоящий я, а какой-то муляж, и не похожий-то вовсе. В общем, напряжение среди присутствовавших было такое, что на скорбь никому недоставало внимания. Самое большее, на что хватило моих близких – это печально помолчать перед тем, как меня засыпали землей. Интересно, о чем они думали?
Мой брат, наверное, жутко злился. Он уже один раз проходил через все это. Только-только начал привыкать к тому, что я жив – и вот опять.
Сюзерен выглядел печальным и растерянным. У него были большие планы на мое рабочее время, и он не знал, как будет справляться без меня.
Монахиня, кажется, испытывала чувство вины. Ее прогнозы относительно моего предательства так и не сбылись, выходит, зря она меня всю дорогу шпыняла?
Прокурорша печально качала головой. Должно быть, не ожидала, что я вот так бестолково уйду из жизни, не доведя ни одно свое начинание до конца.
Инквизитор хмурился. Конечно, вряд ли он пришел почтить мою память, скорее всего, просто хотел своими глазами увидеть, как меня положат в яму и накроют двумя метрами земли. Досадует: у него ведь тоже были свои взгляды на то, как можно применить мои таланты.
Вот и все. Это был, наверное, последний раз, когда они обо мне думали. После они вернулись по домам к своим жизням, которые продолжались, несмотря на то, что меня в них уже не было. Женщины попереживали с недельку о судьбе своего недавнего знакомого, а потом их затянули привычные интриги, расследования, политика и юриспруденция. Сюзерен нашел себе нового советника в лице молодой невесты. Инквизитор повздыхал над моим увесистым досье и временем, которое было потрачено на его сбор, сдал досье в архив и думать про меня забыл. Брат разок надрался, вспоминая наши детские годы, а потом вернулся к работе: жена и двое детей сами себя не прокормят.
Хуже всего пришлось моему убийце. Когда один человек убивает другого, он таким образом рассчитывает навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Однако парадоксальным образом убийца, напротив, стал единственным, в чьей жизни я остался навсегда: в его воспоминаниях о содеянном, в чувстве вины, в угрызениях совести, ночных кошмарах. В то время, как прочие постепенно просто забыли меня, он вынужден был помнить.
Все это я наблюдал через магическое зеркало несколько месяцев, чувствуя, как вместе с памятью этих людей обо мне будто бы стирается моя собственная личность. Я больше не был центром притяжения их жизней. Точнее, заблуждением было считать, что я вообще когда-либо им являлся. Напротив, это они формировали мой мир. Человек – существо социальное. Мы не можем до конца понять, кто мы есть на самом деле, пока не увидим себя отраженными в кривом зеркале чужого сознания. Из множества этих искаженных отражений мы, точно в калейдоскопе, складываем картинку своего бытия.
Я больше не хотел подглядывать в зеркало за чужими жизнями, не имевшими ко мне отношения. Коротко обрезав волосы, я посмотрел на обычное, немагическое отражение своего непривычного образа. Пора было отправиться на поиски новых знакомств и посмотреть, кем же я стану в новой жизни.
Принцип «Cogito ergo sum» больше не работает.
